Редко кому-то удавалось остановить воина, чей взор застилала кровавая пелена, чьим разумом безраздельно властвовали мысли о битве, и чей боевой клич заставлял стены и камни дрожать. Воина, вошедшего в раж, едва ли можно было привести в чувство. Но остановить мага, по чьим жилам бесконтрольным стремительным потоком неслась чистая магия, распаляя сердце и пробуждая в каждой клеточке тела жажду действия, было невозможно. Не существовало ни в Нирне, ни в Обливионе такой силы, которая могла бы остановить бурю внутри мага, кроме, пожалуй, его самого. Только он один мог определить, когда следует сказать «стоп» и унять шторм, способный расколоть континент на куски, но случится это не раньше, чем волшебник будет удовлетворён результатами своих трудов. Ланая удовлетворена ими не была. Она хотела ещё.
Чтобы гарь била в ноздри, пронзая нос, словно острым ножом, чтобы привкус пепла чувствовался на языке, а раскалённый воздух, проникая в лёгкие, обжигал их. Чтобы упоение, зарождающееся в груди, разливалось по всему телу, заставляя пальцы дрожать от нетерпения и всё нарастающего желания сотворить ещё больше убийственных заклинаний, пока энергия не выльется из вен, как из опустошённых сосудов. Эта жажда была сродни вампирской, но унять её парой трупов было нельзя. Нужно было что-то гораздо большее. И армия Хермеуса Моры прекрасно подходила для этого.
Огненная вспышка, ярким столпом вознёсшаяся к небесам Апокрифа, всего за какую-то долю секунды обратила в прах первые ряды Искателей, тянущих свои загребущие лапы к Довакину, но, вытянувшись ввысь, пламенный постамент замер на мгновение, и вдруг начал падать, складываясь книзу и расширяя фронт огня у самого основания. Сложившись, словно подзорная труба, пламенный столп ударился о каменные глыбы и накрыл собой полчища обливионских отродий подобно девятой штормовой волне, девятому валу, который никто из Искателей уже не переживёт. Жгучим потоком разлившись по округе, огонь отступил от Ланаи, своими извивающимися языками добивая последних из чудом уцелевших противников. И когда внутри Телванни, стоящей посреди пепелища и раскалённых камней, пышущих жаром, крупной дрожью дало о себе знать то самое вожделенное чувство хищного насыщения, вой подбирающихся к ней Луркеров, нарушив волшебную тишину забвения, воцарившуюся в её ушах, заставил данмера с раздражённым оскалом одёрнуть себя. Её прервали в самый волнительный момент, заставив поток чувств отхлынуть, но она с лихвой восполнит потерю, беспощадно сокрушив своих новых врагов. Как и всегда, она знала, что им противопоставить, и с радостью была готова испробовать своё новое оружие в деле.
Привычным жестом закрепив эбонитовый лук на прежнее место на спине подле колчана, Телванни взялась за торчавшую из рюкзака рукоятку одноручного меча и, плотно сжав её, резким жестом выдернула оружие из ножен в рюкзаке, направив прямиком на наступающих врагов. Звуки шагов слышались всюду, и, по всей видимости, её вновь брали в окружение, только на этот раз противники были посущественнее, чем армия хрупких Искателей. Ланая знала это, но, чтобы одолеть этих противников, ей не нужно было видеть их всех. Достаточно было тех двух, что грузно шагали ей навстречу, всё увеличивая темп и постепенно переходя на бег. Держа меч на вытянутой идеально прямо руке, данмер с непреклонностью статуи ожидала приближений врагов, и хотя поначалу это выглядело так, словно она просто желала насадить здоровенных Луркеров на своё оружие, вскоре зачарование меча дало о себе знать. С самого кончика лезвие вдруг начало покрываться голубоватым морозным сиянием, словно корочкой прозрачного инея, которое всё разрасталось, охватывая постепенно весь клинок. Оно плыло по закалённой стали, пробуждая скрытую в ней магию, и заявляло о себе всё более явным насыщенным голубым цветом, а также паром, какой исходит порой от ледяных предметов, только что оказавшихся в тепле. Краем глаза любуясь этим процессом, привносивших в эту гнилую атмосферу Апокрифа хоть чуточку ярких красок, Драконорождённая всё остальное внимание уделяла мчащимся на неё Луркерам, смертельный час которых должен был настать…
«Сейчас!» Сверкнув кроваво-красными глазами, Ланая взялась двумя руками за рукоять меча и, подняв его до уровня подбородка, с рыком вонзила в трещину между камнями, что составляли пол Вершины Апокрифа. В следующее мгновение меч сверкнул вспышкой света, а следом за ней по полу разнеслась во все стороны толстая корка льда, с треском врезавшаяся в Луркеров и промораживающая их насквозь, превращая в хрупкие ледяные статуи. На том уровне, где под действие льда попадали враги, образовывались окружности, состоящие из остроконечных глыб льда, устремлённых в сторону от Довакина. Словно цветок распустились чары, заточённые в мече, захватив в свои оковы всех пятерых Луркеров и оставив нетронутой лишь саму Ланаю, медленно поднявшую голову и с подозрением осмотревшую результат. А он был весьма удачным, ведь, несмотря на то, что корка льда не захватила всю площадку, зачарование полностью справилось со своей задачей и захватило всех противников, которых требовалось. Кажется, Довакин даже немного лишканула: в задних рядах ледяных колец виднелись тела, по-видимому, свежих Искателей, трескавшихся прямо внутри глыбы. Более чем удовлетворительный результат, оставивший Ланаю довольной. Встряхнув меч в своей руке, словно это было не устрашающее оружие, а детская игрушка, данмер усмехнулась: «75:0, Хермеус,» — и рассекла одноручником воздух по дуге, заставив лёд вокруг статуй сжаться и разрушить заточённых в них врагов на осколки. «В этой игре веду я».
Жаль только, что у Мирака, по всей видимости, дела шли не хуже. Покосившись на него, Довакин стиснула зубы, с досадой обнаружив, что её новоиспечённый союзник по-прежнему жив, и, похоже, разошёлся не меньше, чем она. В пылу сражения до неё доносились звуки его ту’ума, но тогда они казались ей такими далёкими, что она попросту не придавала им значение. А сейчас тот, кто звал себя «бла-бла-бла-самым-сильным-из-Драконорождённых» не только превратил дракона в крупицу истории, но и расправился с очередной партией противников. Ни капли восхищения, только всё разрастающиеся сомнения завладевали Ланаей. Стоит ли ей выпускать Мирака в Нирн, или гораздо проще будет просто оставить его гнить в Апокрифе и дальше, пока не найдётся другого дурачка, готового выпустить его? По крайней мере, так Тамриэль поживёт спокойно ещё десятки, а то и сотни лет. Этот вариант звучал гораздо лучше, чем «вызволю из плена даэдрического принца одного выжившего из ума от мании собственного величия Драконорождённого, чьи цели весьма сомнительны, а опасность для остального мира крайне велика».
Но додумать эту мысль Довакин не успела: пол под ней внезапно задрожал, отваливаясь по краям, а появившиеся вокруг площадки кровожадные щупальца принялись активно хлестать по платформе, очевидно, подгоняя Ланаю к принятию верного решения. Не самый лучший подход: в подобных стрессовых ситуациях данмер предпочитала просто говорить себе «придерживайся изначального плана, а там посмотрим» и экстренно сматывать удочки. Что она и сделала, вскочив на ноги и устремившись к центру площадки, качающейся на волнах густой чёрной жижи. Координация с грузом доспехов и походного рюкзака была ни к чёрту, но данмер была полна талантов с детства, а потому мастерски держалась на ногах, даже ни разу не запутавшись в них — невероятное достижение для двуногого создания, склонного к внезапным падениям!
Добравшись до центра рушащейся на глазах площадки, туда, где они с Мираком разминулись ранее, Ланая выставила перед собой меч в атакующей позиции, словно собиралась идти в бой против гневно бурлящего вокруг моря, и периодически с размаху наносила рубящие удары по нарушавшим границы её личного пространства щупальцам.
— Если у тебя был план того, как быстро сбежать из этого места, — проскрежетала она в адрес Мирака, уже оказавшегося рядом с ней на сужавшейся площадке, — то пора бы им уже поделиться!